— Подойди. Она расскажет тебе историю об одном из удивительных миров. А, может, даже возьмет тебя с собой.

Часть первая. Первое правило войны — обман. Глава первая. Эрфиан

1987 год до нашей эры

Деревня янтарных Жрецов

— Давай, Эрфиан. Трусишь?

— Не больше, чем ты.

Нур, устроившийся на траве под деревом, поднялся.

— Это я-то трушу? Ты стоишь, как маленькая испуганная эльфийка, и боишься остричь себе волосы, а я трушу?!

— Свои ты до сих пор не остриг.

Возмущение на лице юноши сменилось досадой.

— Ты первый. Мы бросали монетку и договаривались, помнишь?

Эрфиан снял тонкий тканевый обруч, удерживавший волосы, и длинные светлые пряди рассыпались по плечам. Обычаи деревни запрещали мальчикам стричься вплоть до той ночи, когда они встретят тринадцатую весну, и сегодня для них с Нуром настала та самая ночь. Для проведения маленькой церемонии они пришли на одну из полян, которую янтарные Жрецы называли местом силы. Здесь боги, если верить знающим, с особым вниманием приглядывают за эльфами и слышат молитвы. Просьб к богам у Эрфиана не было, но традиции он уважал.

Нур наблюдал за тем, как серебряный кинжал в руках его приятеля срезает одну прядь за другой. Когда Эрфиан завершил ритуал и наклонился для того, чтобы завязать небольшой мешок с остриженными прядями, юноша рассмеялся.

— Что тебя позабавило?

— Подойди к озеру и полюбуйся на отражение! Ты похож на воина, который напился синего вина и наспех обкорнал свои космы.

— Невелика беда. Отрастут. — Эрфиан протянул Нуру кинжал. — Твоя очередь.

Молодой эльф с задумчивым видом потрепал иссиня-черные кудри. Жаль остригать такие. К своим волосам Эрфиан не питал особой любви. Как, впрочем, и к глазам. Точнее, к их цвету. Почти все жители деревни были темноволосыми и черноглазыми, кое-кого боги одарили ореховыми или карими глазами. Эрфиану повезло меньше всех: волосы цвета выжженного солнцем песка и серо-голубые глаза. Вдобавок ко всему прочему, он рос быстрее сверстников и был выше Нура на полголовы.

— Ты вознес молитву первым богам? — полюбопытствовал Нур, обрезая пряди.

— О чем мне их просить?

— О том же, о чем просят дети янтарных Жрецов. О мужестве, о мудрости, о любви. О чем хочешь. Они услышат.

Эрфиан промолчал. Единственное, о чем он мог попросить первых богов — так это о том, чтобы две следующие весны пролетели как одно мгновение. Тогда он станет взрослым и наконец-то уйдет отсюда. Он еще не знал, куда направится, не представлял, что находится по другую сторону пустыни и есть ли жизнь за большой водой, омывающей прибрежные земли, но чувствовал, что здесь ему не рады.

Кого он оставит? Приемных мать и отца, которые воспитали его как родного сына, окружив любовью и заботой. Сестер, одна из которых готовилась встретить седьмую весну, а вторая не так давно появилась на свет. Приятелей вроде Нура, которые станут воинами, охотниками или виноделами и забудут о его существовании.

И Жрицу Царсину. Свою настоящую мать.

Эрфиан часто размышлял о ней. Не было боли. Не было обиды. Не было желания подойти и спросить, почему она так поступила. Он знал, каково это — ощущать себя чужим, и так свыкся с этой ролью, что не представлял, как можно жить иначе. От мысли, что он отвечает на искреннюю любовь родителей прохладным уважением и проявлением ответственности потому, что не знает, каково это — любить, глубоко внутри появлялась неприятная пустота. Не обманывает ли он их? Не обманывает ли себя? Они будут грустить, но поймут. Лучше быть чужаком в других землях, чем на родной земле.

— Нет, Нур. Молитву я не вознес.

— Как знаешь. Нужно собрать все волосы. Говорят, что в ночи таких ритуалов богиня Охотница бродит… ты понял. Лучше не произносить это вслух.

Эрфиан завязал мешок покрепче. Нур был одним из немногих существ, которых он мог называть не приятелями, а друзьями, но его любовь к страшным сказкам про богов повергала в отчаяние. Разве взрослые эльфы верят в такую чушь? Охотница бродит по лесам, подбирает чьи-то волосы, уносит в свой храм и делает амулеты, которые приносят дурные сны. Ведомые этими снами, несчастные приходят в деревню Сновидцев, служащим ей шаманам, людям с золотыми волосами и фиалковыми глазами, пьют черное вино и пропадают в других мирах.

— Вроде ты встретил тринадцатую весну, а не пятую, Нур. А если так, отчего же городишь ерунду?

— Я горожу ерунду, а ты обзываешь всех глупцами, — огрызнулся Нур. — Тебя послушать — так все глупцы, начиная от оборотней и заканчивая первыми богами.

— И ты глупец.

— Я глупец?! — вспылил юноша.

— Только глупцы верят в богиню Охотницу. Но волос здесь лучше не оставлять. Вдруг вампир найдет их, учует твой запах и придет посреди ночи, потому что ему вздумалось перекусить.

— Ладно, пойдем, Эрфиан. — Нур бросил осторожный взгляд на чащу. — Твой отец вернулся. Да и мои родители заждались.

— Хранитель знаний рассказывал нам историю про воительницу Кохабу! — доверительным шепотом сообщила маленькая Айша вернувшемуся Эрфиану. — Но закончил на самом интересном месте. Он всегда так делает, чтобы мы следующим вечером пришли к костру.

— На чем же он остановился?

— Воительница Кохаба встретила странника и согласилась ему помогать. Ты знаешь, что это за странник? Расскажи, Эрфиан! Ты слышал эту историю!

Эрфиан погладил сестру по волосам. Айша потянула его за рукав плаща.

— Не расскажешь?

— Не расскажу. Иначе ты не вернешься к костру, и Джагад расстроится.

Айша, и ее младшая сестра Агар, походили на мать: черные глаза и каштановые волосы. Они подрастут и станут такими же красивыми, как она, а, может, даже красивее. Айша любит наряжаться, вплетать в косы ленты и носить бусы из камней, которые ей дарит отец. Сейчас Эрфиан рассказывает девочке сказки и укладывает спать, но скоро она будет возвращаться в шатер поздно ночью с раскрасневшимися щеками, услышав от молодого эльфа признание в любви.

— Ладно, — печально вздохнула девочка. — Пойдем ужинать. Мама заждалась.

После ужина девочки отправились спать, мать принялась за плетение очередного украшения, а отец с Эрфианом расположились у входа в шатер, под полной луной. В последнем походе первый воин Хаддат не встретил дикие племена, не встретил и озлобленных голодных вампиров, так что обошлось без стычек, но сейчас ему предстояло серьезное сражение. Он изучал разноцветные камешки, разложенные на большом блюде, и готовился к бою, который обещал быть непростым.

Войну двух армий, кажущуюся простой игру, он когда-то показал сыну, желая его увлечь, и не ожидал, что Эрфиану она понравится. Мальчик быстро ухватил суть: целью были не бои и даже не война в целом, а размышления о ходах и действиях противника. Теперь он вел хорошо продуманную игру, и Хаддат думал, что скоро во владении искусством стратегии сын обойдет всех первых воинов из армии Эдны.

— Царсина спрашивала о тебе.

Эрфиан, собиравшийся переложить очередной камешек, вскинул голову. Упоминание имени Жрицы застало его врасплох. Он почувствовал, что краснеет.

— Что она хотела узнать?

— Ей было интересно, делаешь ли ты успехи в игре.

И Хаддат кивнул на блюдо.

— Зачем ей это?

— Она надеется увидеть тебя в числе воинов.

— В числе воинов? Ты разве забыл, кто я?

— А ты забыл, кто я?

Эрфиан зажмурился. Кровь, уже отхлынувшая от щек, снова бросилась ему в лицо. Отец, как и он, был сыном неизвестного воина и янтарной Жрицы, только не Царсины, а Эдны, ее матери. Именно благодаря Эдне он сейчас носит обруч и ведет за собой несколько отрядов преданных эльфов, каждый из которых и по отдельности задаст вампирам такую трепку, что те забудут, как их нарек создатель.

— Прости, отец.

— Но я знаю, воином ты быть не хочешь.

— Не хочу.

— Ты сам выберешь свой путь. И, что бы ты ни выбрал, я поддержу тебя.